Он родился 2 октября 1914 года в семье Левитанов, которые никогда не причисляли себя к гегемонам. В доме купчихи Варвары Козиоровской, где на первом этаже располагалась харчевня, а наверху были их съемные комнаты, рядом соседствовали парикмахер Сема, повар Яша, ювелирный мастер Карл Иванович. Но отца не устраивало это окружение, хотел, чтобы Юрий стал военным инженером.
Все испортил Сема. Он служил в театре. И однажды попросил помочь отнести в гримерку парики. Юра отнес и остался на представление.
Давали «Князя Игоря» Бородина. Былинная история похода на половцев, тщеславие князя и поражение от одиночества - высокое эпическое звучание оперы до глубины души поразило подростка. После спектакля он решил, что будет тоже выступать на сцене. Его горячо поддержал родной дядька, Лев Юрьевич Захарович.
- Хорошая идея, Юрка! А для начала давай определю тебя в наш хор работников валяльной фабрики, там одни девицы, мужских голосов не хватает.
Но Лев Захарович вел не только фабричный кружок самодеятельности. Он был очень близок с Александром Безыменским.
Певец комсомольской юности часто приезжал в родной город, а Захарович устраивал ему встречи с молодежью в клубах, комсомольских ячейках. Юра не пропускал ни одной. Он очень гордился, что Безыменский свой, владимирский, и уже известный в стране поэт. Быстро выучил особенно понравившиеся стихи о молодой гвардии и при содействии дяди выступил с ними на публике. Безыменский даже оторопел: «Вперед, заре навстречу, товарищи в борьбе!» - так его «Молодую гвардию» никто не читал, точно расставляя акценты, грассируя в самых ударных местах.
- Ну, землячок, далеко пойдешь, - пророчески сказал ему поэт.
В свои неполные 12 лет Левитан басил, как взрослый. Учителя тоже считали, что ему одна дорога - в артисты. Левитан развил бурную деятельность по созданию в школе ОДСК (Общество друзей советского кино). В городском отделе культуры обратили внимание на юного активиста, стали поручать выходить перед сеансом с рассказом о содержании фильма. Зачем надо было портить удовольствие и пересказывать то, что предстояло увидеть, трудно догадаться. Во всяком случае, друзья советского кино на темноволосого паренька были не в обиде: он своим могучим басом мастерски передавал диалоги, которые не всегда удавалось расслышать с последних рядов во время сеанса.
Соседи же прочили его в оперу. Так громко мог выкрикнуть - не хуже паровозного гудка. Вот чей-нибудь родитель обязательно просил:
- Юр, позови моего лоботряса с того берега, никак не дозовусь, голоса не хватает.
- Митяй, дуй домой! Мать тебе ремня приготовила! - несся через всю Клязьму, будто из рупора, голос маленького Левитана.
За эту зычность закадычный друг Серега, с которым они просидели школьные годы за одной партой, прозвал Левитана Трубой. Подрались мальчишки всего раз, разумеется, из-за девочки. Не поделили, кому из них поднимать на руках в пирамиде Оленьку Реган. Все же Юрка обскакал Сережку, сыграв в школьной постановке королевича Елисея. Оленька изображала Зеркальце. Левитану доставались исключительно главные и героические роли, Сережка смотрел из-за кулис.
Теперь Сергея больше нет. О его гибели Левитан узнал, читая списки убитых в боях под Москвой. Текст поплыл перед глазами. Но ошибаться ему - как саперу - было нельзя.
После 9-го класса они с Серегой рванули в Москву поступать в артисты. Левитан надеялся стать не меньше как Игорем Ильинским. Серега - за компанию. Левитан - худой и длинный, Сергей — маленький и толстый. В общем, ни дать ни взять популярные в ту пору Пат и Паташон. Но в Государственном институте кино никто сходства с известными комиками не обнаружил. Критически осмотрев пацанов в парусиновых тапочках, сатиновых шароварах и непонятного цвета майках, им вежливо объяснили, что не доросли они еще до киноактеров по причине малолетства, да и внешность для этого соответствующая требуется. Приятели не сильно обиделись: артистической внешностью никто из них не располагал.
Только во Владимир ни с чем возвращаться стыдно. Ничего, ободряли они друг друга, поработаем годика два в Москве, приоденемся, «приобретем внешность», ну, а потом снова придем в Киноинститут.
Так начались их московские приключения. Парни цеплялись на подножки переполненных трамваев, едва удерживаясь за поручни, спрыгивали, не ожидая остановок, там, где видели какое-нибудь учреждение или завод. Крутились у проходной. Читали объявления о приеме на работу. Но устроиться неквалифицированным юнцам нигде не удавалось. Родных в Москве ни у того, ни у другого не было. На худой конец даже маломальских знакомых не обнаружилось. Деньги, собранные родителями на дорогу, быстро закончились. Почти растеряв весь запас мальчишеского задора, с пустыми желудками, они понуро брели по Краснопресненской. И чуть не врезались в столб. А на нем прилеплен щит и крупными красными буквами написано: «15 сентября 1931 года состоится конкурс дикторов». Полминуты хватило ребятам, чтобы одновременно выкрикнуть: «Это ж сегодня!» В следующие полминуты они уже неслись по указанному адресу, не дав себе труда раздумывать, что за дикторы и с чем их едят. С той же скоростью рванули бы, если увидели приглашение даже на конкурс верхолазов. Притормозили только у входа в просторный зал с черным роялем и кадками с пальмами. Вокруг толпились хорошо одетые, пахнущие духами женщины, мужчины в шляпах. Такого собрания прежде Сереге с Юрком наблюдать не приходилось. Да и они вдвоем являли собой редкий экземпляр - никого похожего здесь больше не было.
Все же ребята оказались не из робкого десятка. Решительно растолкав разодетую публику, Юрий приблизился к столу и громогласно заявил:
- Товарищ секретарь, запишите нас, мы с товарищем хотим к вам на работу устроиться - дикторами.
Секретарша прямо глаза вытаращила:
- Вы из Иванова, что ли?
- Нет, мы рядом, из Володимира.
Ей в принципе было все равно откуда оказались здесь эти совершенно неподходящие существа, чье оглушительное приволжское оканье слышалось прежде, чем они открывали рты.
- Ну и поезжайте в свой Владимир, - как от мух, отмахнулась секретарша.
Но им вовсе не хотелось уходить отсюда. Может, у них был особый говор. Но и норов тоже особый - упрямства во владимирцах хоть отбавляй.
- Не уйдем и точка! - твердо заявил Юрий.
- Дайте хоть попробофать! - воскликнул Сергей.
Тут прямо толпа их обступила. Мало что с акцентом ребятки, так еще пол-алфавита не выговаривают. Рядом кто-то прыснул. Нашелся и защитник:
- Неудобно получается, товарищи, пропустите их... попробофаться!
Уже все конкурсанты откровенно заржали.
Но их все же записали. Сергея - 899-м, Юрия - 900-м. Они стойко дождались своего часа.
С Серегой покончили очень быстро. Во Владимире на это никто не обращал внимания, а он действительно не выговаривал основные согласные звуки и вместо «славно» у него получалось только «фавно».
Юра читал и читал. Из «Медного всадника». Из «Буревестника». «Поэму о Ленине». Члены комиссии просили еще и еще.
Его приняли, несмотря на «областное речение». Но с испытательным сроком.
- Разве говор нельзя исправить? Было бы что другое в порядке, - бодро сказал он экзаменаторам, среди которых находился знаменитый мхатовский актер Василий Качалов.
«Другое что» было у него в полном порядке - голос уже тогда звучал совсем иначе, чем у сотен других конкурсантов. Он завораживал. Такое редко кому дарит природа.
Судьба вела Левитана. Он оказался в нужном месте в нужное время. Как раз начиналось становление советского радио. Оно тогда значило даже больше, чем телевидение и Интернет сегодня.
Всесоюзное радио
Радиовещание в СССР, образованное при Наркомате почт и телеграфов, началось с 1924 года. В городах и деревнях появляются радиорепродукторы - черные тарелки проводных радиоприемников, транслировавших программу из Москвы. Огромная страна привыкает слушать Москву, самые свежие новости, которые приходят в каждый дом гораздо быстрее газет. Радио становится самым распространенным средством массовой информации. Из недавнего технического чуда превращается в неотъемлемую часть повседневной жизни.
Эту роль уникального по своим оперативным возможностям информатора, пользующегося фактически беспредельным доверием населения, уловили советские руководители. В 1933 году был образован Всесоюзный Комитет по радиофикации и радиовещанию при Совете Народных Комиссаров СССР. Сразу было определено два генеральных направления - политическое иновещание и внутрисоюзное вещание.
Именно советское радио стало главным распространителем единого русского языка.
Это было важно для влияния на зарубежную аудиторию. Но необходимо и для огромной и малограмотной страны, где с трудом понимали друг друга не только люди разных национальностей, но и сами русские, говорившие в разных областях на множестве диалектов, с трудом воспринимающие новую коммунистическую терминологию.
В начале 30-х годов дикторская профессия только осваивалась. Никто толком не мог сказать, кто такой диктор — актер? пропагандист? агитатор? Развернулась целая дискуссия. Одни полагали: надо быть отстраненным, ведь не собственные тексты же читают, зачем вкладывать душу. С ними спорили: нет, диктор, как артист, обязан «раскрашивать» выступления, чтобы в воображении радиослушателя возникали яркие, почти реальные образы. Третьи утверждали: диктор - гражданин своей страны, которому небезынтересны все происходящие с ней события; он должен быть причастным к свершениям, мыслям и мечтам своего народа. Оптимизма у создателей нового мира, с пятилетками, великими стройками и трудовыми рекордами, было хоть отбавляй.
Однако дикторская работа, так или иначе связанная с идеологией, имела множество ограничений. В отличие от современных ведущих — комментаторов, сталинским дикторам не позволялось выражать собственное мнение. Сама советская идеология предпочитала быть застегнутой на все пуговицы, последняя из которых находилась в районе рта. Открывать рты полагалось только по приказу Партии. Партия прикажет хвалить - хвалят летчика Валерия Чкалова, трактористку Пашу Ангелину, шахтера Ивана Стаханова... Партия прикажет заклеймить — клеймили Бухарина, Зиновьева, Тухачевского, Блюхера.
Одновременно парт боссы, сами редко общавшиеся с широкой публикой, хотели, чтобы дикторы Всесоюзного радио были не просто чтецами, озвучивающими официальные постановления. А чтобы преподносили их по-советски убедительно. Было принято даже специальное постановление о степени задушевности в голосе диктора.
Рождалась каста советских дикторов: выдерживая строгость государственного радиовещания, они смогли создать особую профессию живого русского слова со всем богатством смысловых и эмоциональных оттенков.